Женщины Лазаря

С первых слов, с первых страниц стало ясно, что передо мной красавица. Это была не женственная красота классики. О нет! Яркая, вызывающая, циничная, на грани вульгарности - когда духов чуть больше, помада чуть ярче, юбка чуть короче, чем следовало бы. Когда в кипучем бурлении эмоций страсть вырывается тонкой струйкой матерка. Когда ирония (почти издевка) круглыми горошинами разорванных бус то и дело встречается по углам.

Что красавица понятно. Не понятно было только одно - сойдемся ли характерами. Когда выяснилось, что красотка обладает умом, глубоким внутренним миром и умением заинтересовать собеседника, консенсус был достигнут. И вульгарность тут же обратилась неповторимым стилем. Знаете, это такой, который больше никому не подойдет. Потому что здесь (и только здесь) - это шарм, а там - это уже Черкизон и деревенщина. Сохранять баланс на хулиганско-интеллигентной грани - это редкий талант, признак истинной породы.
И приходит понимание, что без матерка тут на самом деле никак. Если без матерка, то это уже жеманство и кокетство. А тут разговор по душам, без купюр. Ханжам вход запрещен. И вот проходит час, второй, третий и становится очевидно, что за колкой иронией и едкими фразами спрятано нежное и ранимое, искреннее, чистое. Настоящее!

Беседа была долгой.
О Барбариске, у которой счастье закончилось в пять лет, а потом были годы существования в эмоциональной мерзлоте.
О Марусе и навечно влюбленном в неё Чалдонове.
О Галине Ивановне - эгоистке и снежной королеве. Но кто осудит? Только не я.
О Лазаре Линдте - явлении, гении и уродце.
О свобооде, яростно желанной, которая вдруг оборачивается глухим одиночеством.
О балетных буднях. Хрупкие лебеди на сцене в жизни жилистые стервы. Потому что другие там не выживают. В естественном отборе их быстро подгоняют железной муштрой под нужный калибр и стандарт.
О Доме, который лечит души. Это не просто коробка из стен. Это сущность с душой и историей. Опора и защита.

Еще о чем? Если повезет, вы с ней встретитесь, и она сама все расскажет.
Эта красотка обладает еще одним редким даром. Она умеет эффектно уйти. Когда еще не настало пресыщения, когда хотят удержать, когда “да посидите еще, давайте подолью горяченького, ваш-то чай остыл совсем”.

И не читайте аннотацию. Она хладнокровно убивает интригу. Страшное книжное преступление. Книга без интриги, как женщина без одежды. Остается одна голая анатомия. Никакой таинственности и загадки, никакого полета фантазии. Так что не читайте аннотацию, пусть ваша фантазия парит.

Красота какая! Цепляет с первого же предложения, не правда ли? Для меня это стопроцентная замануха. Зловещее безмолвие, старая школа, тайны! Что еще нужно для приятного вечера? Шоколадка и тишина, разве что.

Готичный храм знаний, порожденный нездоровой психикой архитектора, доживал свои последние дни. Через 20 минут прозвенит последний звонок. Самый последний в этих стенах. Школа закрывается к огромной радости всех её учеников. Детская интуиция чувствовала душок истинного хозяина этих стен. Значения этому никто не придавал. Кто в детстве не считал школу исчадием ада и местом изощренного издевательства взрослых? Экзекуция детей в законе. Счастье от получения табелей и предвкушения скорой свободы было омрачено диким воплем. Трудно было даже представить, что так может кричать человек. Крик повторился и заполнил собой опустевшие школьные коридоры. Началось!

< маленький спойлер > Кто из нас в детстве не хотел спалить школу? < /маленький спойлер >
Симмонс дал ребятишкам вескую причину, чтобы это таки сделать. Проблемы с педагогическим составом требовали радикальных мер. Загнанные в угол подростки побоятся, побоятся, да и приступят к действиям. Древнее Зло, на протяжении веков имевшее дело с закостеневшим взрослым разумом, и не подозревало, насколько опасны могут быть малолетки. Шесть американских пацанов тянут на одного полноценного Ван Хельсинга.

Древнее Зло оказалось настолько древним, что видимо было не в курсе о новых методах вербовки. Его так и хочется укокошить. Оно омерзительно воняет, рыгает червями, гадит слизью и вообще всячески настраивает против себя. При всей его любви к театральным эффектам вид часто имеет идиотский. Что это за воронка вместо лица? Что это за нелепый хоботок? Сплошные пережитки. Ну, кто ж так делает? Все продвинутые злодеи давно пересели с труповозов на Bentley и в корне поменяли методы работы с населением. Хочешь завоевать мир – обольщай. Это более эффективно. Обаяние Аль Пачино, хорошие манеры, льстивые речи, семена сомнений, новые возможности, безграничная власть и вот уже желающие служить стоят в длинной очереди. Нельзя недооценивать грамотный PR-менеджмент. Уболтай и властвуй! И никакой антисанитарии! В первую очередь получи души хорошего портного и стоматолога, остальной мир подождет. Отличный костюм и свежее дыхание откроют для тебя все двери, это надо понимать.
Симмонс развлекает и бодрит.
П.С. Советую запастись шпаргалкой.
Вот, возьмите мою 

Мой первый и на данный момент единственный лариат. Можно сказать, ученическая работа. Освоение вязанных жгутов я начала именно с него. Использовала чешский бисер и бусины кошачьего глаза для подвесок.

Работа продана.

Игра ангела

Дайте мне сюжет, который я еще не встречал, а если встречал, то пусть он будет изложен настолько блестяще и так лихо закручен, чтобы я забыл об этом.

С юных лет питаю слабость к краснобаям. Правда краснобайство это должно быть особого рода и высокого качества. Такие черти языкастые на дороге не валяются и встречаются в живой природе крайне редко. Вот, к примеру, сеньор Сафон как раз из такой породы. Ему не составило большого труда заморочить мне голову, и через 10 страниц я уже была готова предоставить свои уши для лапши любой длины. Да чего уж уши, не будем мелочиться! Вот тебе мое сердце, Сафон. Владей.

Редко на меня нападает такой азарт. Я читала до полного отупения, когда текст проходит уже почти по касательной относительно мозга, и все равно не могла остановиться. Ругала себя за такое читательское обжорство, но свою жадность обуздать не было сил. Еще страничку, еще, еще, ещ.. е… (вырубилась) Он составил мне прелестную компанию в унылой очереди в паспортном столе. В метро я перемещалась какими-то гигантскими скачками из одного конца города в другой, не замечая расстояния и досадуя, что я уже приехала в пункт назначения.

Вы уже поняли, что это не отзыв, а невразумительный лепет влюбленной в книгу, а посему совершенно не адекватной девицы. Полная потеря объективности. Я люблю «Игру ангела» от корки до корки, постранично, побуквенно, молекулярно. Я отказываюсь слышать о любых ее недостатках. Заткну уши и буду громко и фальшиво петь «ля-ля-ля», пока поток критики не иссякнет. В общем, все признаки любовной горячки на лицо. Спорить в таких случаях и взывать к разуму бесполезно. Влюбленный индивид будет набрасываться на оппонентов с пеной у рта, блеском в глазах и, может быть, даже с берданкой в руках.

Меня всегда вводит в ступор вопрос «о чем эта книга?» Я зависаю, как 95-ый Windows и требую перезагрузки. А потом медленно, с натужным скрипом генерирую ответ. Итак, о чем же. О книгах. Об их душах и жертвах ради них. О таинственном человеке, который по слухам являлся и Диккенсу, и Моцарту. О муках творчества и муках совести. О том, как стать хорошим писателем и по возможности остаться при этом хорошим человеком. О проклятом городе, проклятом доме, проклятом писателе, проклятом сюжете. Местами роман очень эмоциональный. На грани пафоса. Но, ёк-макарёк, это ж испанцы! Что само по себе уже как бы намекает. И уж влюбленные испанцы без пафоса вообще смотрелись бы ненатурально. Элементы мистики здесь столь элегантно дозированы, что не успевают утомить или наскучить. Не перекошмарить читателя – это особый талант.

П.С. Фиг я ее кому посоветую. Да, я ревнивая эгоистка! С берданкой.

Около года назад я вспомнила об еще одном своем хобби - бисероплетении, которому в своё время долго училась на курсах. Потом "переела" и забросила. Забросила лет так на 7. Когда вернулась к этой теме, то увидела, что отстала от жизни да еще как. Появились новые техники. Старая база знаний, конечно, пригодится, но новому еще учиться и учиться. Например, вышитые бисером по коже колье для меня остаются чем-то запредельным. 

Летом несколько недель осваивала по мастер-классам вязание жгутов. У них масса достоинств. Начиная с практичной - прочность, заканчивая эстетичной - великое множество расцветок, которые в другой технике недостижимы. Постепенно возвращаю себе свои навыки. Часть украшений продает подруга на Ярмарке мастеров. Часть забирают подруги. Самая малая часть - как это обычно бывает - оседает в домашних шкатулках. И спасибо вам, мои дорогие постоянные клиентки, что вы есть у меня. Каждое купленное украшение - это огромный мне комплимент, самый большой, который может получить мастерица. Спасибо вам!

Этот кулончик уже купили. На память осталось только фото :) 

Кулон лэмпворк, жгут из чешского бисера.

Еще один подарочный ДИМчик. На своем гигантизме я и забыла, как порой приятны малые формы. Быстро и красиво. Птах вышит в качестве деньрожденьского подарка свекрови, с которой за 10 лет общения мы пришли к полному взаимопониманию. С колором я, конечно, промахнулась, но другое паспарту, из предложенных в салоне, сюда ну совсем не подходило. Моя любимая багетка закрылась навсегда, печааааль. Пришлось срочно искать замену. Ходили с ДИМчиком по квартире как с металлоискателем в поисках его ПМЖ. Вроде  голубое неплохо прижилось в бежевом коридоре.

Когда рассеется туман

В детстве я собирала календарики. Их тогда называли переливными, они продавались в Союзпечати, и каждое утро перед школой я обязательно проверяла, нет ли на прилавке новых. Изображение на них менялось, если чуть изменить угол зрения. Я всё пыталась поймать момент перевоплощения картинки, миг, когда одно изображение сменяется другим. Мне это почти никогда не удавалось. Повествование Мортон напомнила мне о них. Две сюжетные линии переплелись так, что грань времен почти не уловима. Современная драма и викторианский роман изящно дополнили друг друга.

Грейс прожила долгую жизнь. Ей уж за девяносто. Есть и что вспомнить, и что хотелось бы забыть. Грейс умеет хранить секреты, но теперь пришло время раскрыть все тайны. Она живёт в доме престарелых «Вереск», но она не покинута. Её навещает дочь. Если бы еще и внук приехал! Но он пропал. Точнее он не хочет, чтобы его нашли. Изредка присылает открытки без обратного адреса. Именно ему Грейс начала рассказывать на диктофон свою историю, которая произошла в начале прошлого века и до сих пор лежит на ней грузом вины.

В четырнадцать лет Грейс поступила на работу горничной в Ривертон. Так началась её жизнь под лестницей. Жизнь прислуги со своими правилами и традициями, которые со временем ветшают и меняются, как и все вокруг нас. Жизнь полная долга и гордости своей службой и принадлежностью к Дому, к Семейству. Мистер Гамильтон (дворецкий, который управляет прислугой с достоинством дирижера), кухарка миссис Таунсенд (своим пирогом она излечит любые душевные раны, а фазан удивит даже самых взыскательных гостей), жизнерадостный Альфред и колючая Нэнси теперь её семья, другой может и не быть, пока служишь в этом доме.

В её обязанности входила ежедневная уборка пустующей детской. Комнаты мрачной и «несмотря на все уборки, заброшенной». Дети сюда не заходили, пока однажды не начались дожди и на Ривертон не опустился туман. Тогда в один из дней Грейс увидела их. Их было трое. Дэвид, Хана и Эммелин. Брат и две сестры репетировали пьесу, готовясь к ежегодному концерту. Дети не сразу заметили Грейс, тогда не обращали внимания на прислугу, и ей легко было оставаться лишь тенью с метелкой для пыли в руках. Но судьба заметила её сразу и без проб определила на главную роль в трагедии. У нее, как известно, своя пьеса и первое действие уже началось.

Глядя назад, очень легко делать выводы: отсюда ясно видны события, которые привели к тому, что рано или поздно должно было случиться. А ведь в то время я их не заметила. В настоящем поворотные пункты ускользают. Проходят мимо незамеченными. Мы упускаем возможности, принимаем катастрофы за удачи.

Я перевернула последнюю страницу и закрыла глаза. Мне надо было побыть одной. Чувство тоски от неизбежного расставания настигло меня еще на 130 странице, я отчетливо это запомнила. Отложить, растянуть чтение было невозможно, меня несло через страницы к финалу. Стыдно признаться, за 40 страниц до конца я поняла, что все мои попытки сдержать слезы тщетны и я все-таки развела сырость. Не судите строго, я очарована и влюблена и скорое прощание меня угнетало.
Стоя в очереди в кассу, обходя лужи, моя посуду, я знала, что меня ждёт встреча с Моей Книгой. Она моя, вот она, лежит рядом, и я, конечно, могу перечитывать и возвращаться к ней. Но, согласитесь, первый раз, первое открытие особенное. Неповторимое и единственное.